0 Совсем недавно рунет всколыхнуло несколько историй, в которых подростки распространяли видеоролики непристойных действий и секса с девушками. Все эти случаи относятся к недавно возникшему и мгновенно широко распространившемуся явлению, получившему название кибербуллинг. Предлагаем статью по этой теме из журнала Дети в информационном обществе:



Дети, впрочем, как и взрослые, довольно часто бывают несправедливы и жестоки. Преследование и травля одних детей другими в школе, в классе или во дворе явление далеко не новое. Однако сегодня благодаря развитию технологий оно, возможно, становится более опасным: ведь киберпреследователи способны настигать своих жертв всегда и везде, оставаясь при этом анонимными и вовлекая в травлю гораздо больше людей, чем это было бы возможно в офлайне.

Более того, киберагрессоры и жертвы, как показывают исследования, это довольно часто одни и те же дети, которые на самом деле оказываются одинокими и беззащитными. Это одна из тех ситуаций, которую лучше всего можно описать знаменитой строчкой из стихотворения Давида Самойлова «И жалко всех». Мы представляем отрывок из книги «Кибербуллинг среди детей и подростков. Участники, распространение, формы, причины что взрослые могут ему противопоставить?» (Elisabeth Staksrud «Digital mobbing. Hvem, hvor, hvordan, hvorfor og hva kan voksne gj re?», Kommuneforlaget, 2013). Книга написана по результатам международных исследовательских проектов EU Kids Online II, EU Kids Online III, посвященных изучению использования Интернета детьми и подростками, а также других исследований, проведенных автором и ее коллегами. Автор книги является руководителем проекта EU Kids Online в Норвегии.

Что отличает киберпреследователей? Есть ли некие характерные особенности у детей, которые занимаются травлей в Интернете или при помощи мобильного телефона? Анализ результатов исследования EU Kids позволяет выявить некоторые взаимосвязи. Дети, склонные к кибербуллингу, отличаются от тех, кто травит других только «лицом к лицу», по ряду признаков:

Киберпреследователи, по остальным характеристикам не отличающиеся от тех, кто занимается травлей в реальной жизни, в 4 раза чаще участвуют в рискованной активности в Интернете. Киберпреследователи в два раза чаще предпочитают проводить время в Интернете и считают, что в сети проще быть «самим собой». Вероятность того, что киберпреследователи высоко оценивают свою цифровую компетентность, больше почти в 1,9 раз. Вероятность того, что киберпреследователь девочка, а не мальчик, в 1,6 раз выше. Это значит, что кибертравлей обычно занимаются в равной степени как мальчики, так и девочки, в то время как статистика травли «лицом к лицу» показывает, что мальчики значительно чаще преследуют других, чем девочки.

Существует ряд гипотез, объясняющих, почему девочки более активны Дети, впрочем, как и взрослые, довольно часто бывают несправедливы и жестоки. Например, согласно одной из теорий, кибертравля это коммуникативная агрессия, проявляющаяся в распространении сплетен и слухов, социальной изоляции, обидных, язвительных комментариях и характерная в большей степени для девочек, в то время как мальчикам более свойственно проявление физической агрессии. Кроме того, по всей видимости, девочки чаще предпочитают «скрытые» формы травли.

Итак, основные выводы таковы: во-первых, кибертравлей занимаются как мальчики, так и девочки, во-вторых, поведение девочек в сети по меньшей мере не лучше, чем поведение мальчиков. Таким образом, гендерные различия не являются определяющими.



Чем киберпреследователи объясняют свои действия? Преследователи это люди, обладающие многими разнообразными способностями, которые могут проявляться и в хорошем, и в плохом. Мы не должны считать детей, занимающихся травлей, «плохими» или «злыми». Возможно, что они бывают и такими, но не всегда. Точно так же и в коллективе взрослых: ваш коллега, показывающий себя не с самой приятной стороны на работе, не обязательно плох во всем, и не все люди воспринимают его одинаково.

Мы сможем победить кибертравлю, если будем заниматься преследователями или потенциальными преследователями, наряду с теми детьми, которые подвергаются травле. Для того чтобы наши призывы следовать правилам, прислушаться к голосу разума или проявить сочувствие возымели действие, очень важно знать, чем мотивировано поведение, которое приводит к травле. В сети эти мотивы и стимулы могут несколько отличаться от механизмов «традиционной» травли.

Социальное экспериментирование

Общаясь в социальных сетях, дети и подростки активно изучают пределы нравственных и социальных границ. Например, экспериментирование с собственной идентичностью очень рас- пространено и является составляющей интернет-общения детей с того момента, как они получили к нему доступ. В работе Бьорнстада и Эллингсена (Bjшrnstad & Ellingsen) 2002 года один подросток прокомментировал это так:

Да это же так прикольно. Я могу прикинуться кем угодно. Сорокалетним мужиком, десятилетним пацаном или 15 16-летним парнем. Клево быть сорокалетним мужиком.

Мальчик, 13 лет

Дети проверяют, что вообще можно сделать, как далеко можно зайти, каковы будут последствия заведомо недопустимых или социально неприемлемых поступков и действий. В Интернете это явление в принципе не редкость. В большинстве случаев оно относительно безопасно и происходит в рамках игры, в основном во взаимодействии с другими.

Игра «Симс» (анимированный кукольный домик, в котором пользователь может играть роль «Бога» и решать судьбу семьи симов виртуальных людей) была особенно популярной площадкой для проверки границ и того, «что произойдет, если ». Что произойдет, если мы представим, что мама в семействе симов проститутка? А что если мы станем пытать детей симов? И так далее Сильные впечатления от игры в «Симс» связаны для меня с моментами, когда мы с друзьями находили «забавные» способы убивать симов. Мы могли потратить массу времени на поиск легковоспламеняющихся вещей или чит-кода, позволяющего убить человека, напустив на него мух. Могли терпеливо ждать, сколько времени по- надобится для того, чтобы симы умерли, если оставить их плавать и убрать лестницу для бассейна, если не давать им питаться, или, скажем, запереть в комнате в полном одиночестве. Еще я помню радостное возбуждение от того, что нам удавалось сделать супругов врагами, заставить симов изменять друг другу и заблокировать детей в доме, чтобы служба опеки не могла до них добраться.

Девушка, 17 лет

Жутковатое развлечение, но забавное, безопасное и как раз включающее в себя элемент проверки границ, до которых можно дойти беспрепятственно, не вызывая реакции окружающих. (И, что немаловажно, это гораздо лучше, чем экспериментировать на жуках, мухах, бабочках ) Интернет изначально являлся инструментом коммуникации, общения людей друг с другом (и обсуждения других тоже). Но с развитием в последние годы социальных сетей, таких, как Facebook, Twitter, это общение обрело непрерывный характер, появилась возможность немедленно получать ответ от другого. Больше не надо ждать, пока получатель придет домой, включит компьютер и прочитает ваше сообщение. Обмен информацией и мнениями происходит «в прямом эфире», мы рассказываем о себе и вносим свой вклад в истории других, когда захотим, ведь возможность для того есть всегда. По тому неудивительно, что и другие пользователи Интернета, особенно в социальных сетях, задействованы в детском и подростковом проекте про- верки границ.

По сравнении с офлайн преследователями и жертвами, среди киберпреследователей и жертв кибертравли гораздо больше детей и подростков, имеющих профили в социальных сетях. Не редко подростки прикидываются кем-то другим, чтобы «испытать» границы или просто «опустить» приятеля. То, что приятели или приятельницы делятся своими мыслями и чувствами, становясь, таким образом, более уязвимыми, добавляет остроты и усиливает соблазн поделиться их секретами с другими. Что произойдет, если прикинуться парнем, который ей нравится? Что произойдет, если мы в сети «скажем» ей какую-нибудь гадость? Что произойдет, если мы выложим в сеть на всеобщее обозрение ее идиотскую фотку? А что, если мы сделаем вид, что один из нас сидит у компьютера в одиночестве и выудим из нее все, что она действительно думает о парнях из класса? Что будет, если мы сделаем вид, что мы в него влюблены? А что если и в таких ситуациях грань между подтруниванием, издевкой, домогательством или травлей тонка. И зачастую отправитель прекрасно понимает, что получателю будет неприятно.

Именно в том и заключается суть испытания. Именно по тому то так увлекает и будоражит. Если мы обратимся к личностным особенностям тех, кто сообщил о том, что травит других, то, как отмечает исследовательница Анке Горзиг (Anke Gоrzig), увидим высокие показатели склонности к острым ощущениям то есть они совершают опасные поступки «потому, что это весело». Это относится и к тем детям, которые занимаются кибертравлей, и к тем, кто и занимается, и подвергается кибертравле.

В Норвегии происходило немало печальных и шокирующих случаев травли, когда и мальчиков, и девочек вводили в заблуждение и обманывали их же сверстники. По этическим соображениям в той книге не приведены специфические норвежские примеры, чтобы не допустить узнавания жертв травли. Напротив, мы перечислим некоторые общие, характерные сценарии кибертравли:

Старшеклассник получает сообщение в Facebook от девочки из школы. Они начинают флиртовать, и их отношения перерастают в сетевую любовь. Когда мальчик подходит к той девочке в школе и пытается с ней заговорить, раздается дикий хохот ее подруг, на него сыплются обидные и язвительные комментарии. Девочки позабавились за его счет. Сообщения (а в некоторых случаях и фотографии) распространяются в сети так, чтобы «все» в школе (за исключением учителей и других взрослых) могли прочитать все, что было адресовано девочке, в которую был влюблен отправитель. Для девочек, одурачивших мальчика, та ситуация лишь эпизод, в то время как он в течение долгого времени продолжает страдать от травли. Распространение информации в Интернете порождает все новые и новые оскорбительные комментарии, все больше учащихся его школы, да и других школ тоже, узнают о произошедшем, и травля постоянно возобновляется.





Старшие мальчики, пользуясь неискушенность девочки, как правило, младшего подростка, хитрость провоцируют ее раздеться перед веб-камерой. Затем они заставляют девочку и дальше посылать им свои снимки, угрожая в случае отказа от- править фотографии ее родителям и одноклассникам. В конце концов они принуждают ее встретиться с ними и вступить в сексуальные отношения, при том они также делают снимки. Девочка не смеет рассказать об этом взрослым, поскольку боится гнева родителей. В итоге, мальчики выкладывают снимки в Интернете с комментарием/тегом «шлюха». Они редактируют фотографии так, чтобы их самих видно не было, но лицо девочки не ретушируют. Снимки распространяются среди сверстников в социальных сетях по всей стране, и вскоре уже «все» знаю т, кто такая та «шлюха из ХХХ».

Из вышеприведенных примеров видно, что к вопиющей ситуации зачастую приводит сочетание флирта, влюбленности, игры гормонов и жажда острых ощущений.

Двое одноклассников дочери оставили о ней комментарии, имеющие сексуальный характер. Они опубликовали их на ресурсе Nettby. Родители мальчиков узнали об этом и связались с нами.

Мать (44 года) о своей дочери (13 лет)

Он встречался с девочкой, и на Facebook его некоторое время поливали грязью.

Мать ( 37 лет) о своем сыне (13 лет)

Разговор с детьми об охране прав личности, личных границах и обучение их критическому мышлению важная профилактическая мера предотвращения кибертравли. Ведь, учитывая, что общение со сверстниками занимает важное место в жизни детей и подростков, а также то, что то общение в значительной степени происходит именно в Интернете, сложно категорически запретить им делиться в сети личной информацией. Они все равно это делают «в Интернете проще быть собой, чем в реальной жизни». Да это просто...

Многие придерживаются установки, что травля - это на самом деле не травля, потому что изначальным мотивом было «просто пошутить» или подурачиться, или же «просто попробовать», проверить.

Все начинается вроде как с несерьезного « эй, дебил», а потом раскручивается. Это может плохо кончиться. Доходит до того, что ты используешь все ругательства, какие только можешь придумать урод недоделанный. Сперва чатишься совершенно нормально, потом постепенно понимаешь, что он на самом деле придурок, и начинаешь писать всякое дерьмо. Ведь не станешь сразу же начинать с урода недоделанного. Иногда такая ругня в кайф.

Мальчик, 15 лет

Здесь важно отметить, что такого рода пробы зачастую воплощаются в сложившемся кругу друзей. Например, как показывают результаты исследования Кернагана и Элвуда (Kernaghan & Elwood, 2013), проведенного среди ирландских девочек 12 15 лет, кибертравля в той возрастной группе часто возникает именно в кругу друзей, тех, кто и раньше общался за пределами сети, и, кроме того, чем дети старше, тем больше становится количество участников травли.

Когда в рамках норвежского исследования 2012 года (Wendelborg et al.) преследователям задавали вопрос о том, зачем/почему они занимаются травлей в Интернете («кибертравлей»), самым распространённым ответом был «да это просто шутка была» (44,7%), следующим по популярности является ответ «не знаю» (38,6%) и «хотелось сделать больно/ зацепить» (16,6%).

Другим распространённым мотивом, побуждающим к кибертравле, является месть. Из того следует, что роль преследователя и жертвы в сети зачастую поочередно играют одни и те же дети. Обе вступившие в конфронтацию стороны чувствуют себя подвергшимися травле. Один из трех человек, занимавшихся травлей в Интернете, говорит, что хотел поквитаться. И это вполне понятно: когда кто-то проявляет агрессию по отношению к тебе, ты в свою очередь можешь отреагировать агрессивно. Особенно если в твоем арсенале нет практических и психологических средств, способных помочь тебе справиться с ситуацией. Нечто подобное происходит, когда взрослый получает электронное письмо, содержание которого вызывает у него раздражение, и тут же выстреливает ответ вместо того, чтобы отложить то на потом.

А знают ли они, что травля запрещена?

Результаты целого ряда исследований показывают, что тенденция «заходить дальше» в сети, чем «лицом к лицу», в частности, основывается на непонимании того, что можно, а что нельзя. В особенности то непонимание касается разницы между тем, что запрещено по закону и тем, что запрещено взрослыми («потому что они думают, что я слишком мала или ничего не понимаю»). Таким образом, уместен вопрос: ЗНАЮТ ли дети и подростки о том, что травить и издеваться над другими в Интернете фактически запрещено (по закону), и оказывает ли то знание влияние на их поведение.

В Исследовании безопасного использования ИКТ, которое поводилось Государственным надзором за медиа в 2008 году, детям был задан вопрос запрещены или же разрешены некото- рые конкретные действия в Интернете и собираются ли они совершать их в дальнейшем. На рисунке показано, на- сколько меньше шансов на то, что дети, убежденные в том, что кибертравля запрещена, все равно к ней прибегнут, по сравнению с другими возможными действиями. Обратите внимание на то, что целых 29% детей в возрасте 8–12 лет и 22% детей в возрасте 13–16 лет не знали, что кибертравля запрещена.

Таким образом, просто информирование, сообщение конкретных сведений — это достаточно эффективное средство воздействия. Важно, чтобы дети понимали: травить или издеваться над кем-либо, используя Интернет или мобильный телефон, запрещено. Не потому, что ты еще слишком мал(а), а потому, что это запрещено норвежским законодательством. (российские законы не запрещают кибербуллинг)

В травле нет победителей. Нет явных «хозяев положения». Есть только проигравшие. Если мы хотим побороть кибертравлю, мы должны заботиться и о тех, кого травят, и о тех, кто травит, — ведь зачастую это одни и те же дети. Как показало исследование EU Kids Online, между преследователями и жертвами — совсем небольшая дистанция, эти роли сопутствуют друг другу. Из тех, кто занимается травлей за пределами сети («традиционный буллинг»), почти половина (47%) также подвергались травле офлайн, а 10% подвергались кибертравле. То есть 57% агрессоров сами становятся жертвами. Мы также видим, что 58% киберпреследователей сами подвергались травле, из них 40% — жертвы кибертравли. Следует, однако, обратить внимание на то, что, хотя большинство преследователей подвергалось травле, 40% преследователей не были жертвами травли. Другими словами роль жертвы — это не единственное объяснение.

Детей опрашивали только единожды, поэтому нам ничего не известно о причине и следствии: мы не можем с уверенностью сказать, что те, кто подвергался травле в свою очередь начали травить других, чтобы «дать сдачи», или, например, что преследователи, травившие других, подверглись травле, спровоцировав ее собственным поведением. Мы также видим, что психологические и психические проблемы у детей связаны как с ролью жертвы травли, так и с ролью преследователя. Дети, подвергающиеся кибертравле и занимающиеся кибертравлей, более уязвимы и психологически, и социально, по сравнению с другими детьми, включая тех, кто подвергается «традиционной» травле. В этой группе многие дети сообщают о том, что они «часто расстраиваются, грустят, плачут», у них есть проблемы с концентрацией внимания, их обвиняют во лжи или жульничестве, и чаще всего они одни, им не с кем общаться.

Результаты общенорвежского исследования учащихся, которое каждый год проводит Департамент образования Норвегии, подтверждают общую тенденцию: в 2012 году почти пятая часть тех опрошенных, которые подвергаются травле 2–3 раза в месяц или чаще, сообщили о том, что они участвуют в травле других 2–3 раза в месяц или чаще (Wendelborg et al., 2012, p. 57). Что касается кибертравли, то 1% опрошенных занимается ею «несколько раз в неделю», 1,5% — еже- недельно, 1,3% — 2–3 раза в месяц, а 4,8% из тех, кто занимается кибертравлей, делают это «изредка». В травле нет победителей. Нет явных «хозяев положения». Есть только проигравшие.

Если мы хотим побороть кибертравлю, мы должны заботиться и о тех, кого травят, и о тех, кто травит, — ведь зачастую это одни и те же дети. И, скорее всего, их можно заметить. Если в школе или дома мы видим страдающего ребенка, грустного и одинокого, то нужно задуматься о причине: возможно, он стал жертвой киберагрессии или же занимается сам кибертравлей — а наиболее вероятно, в его жизни есть и то, и другое. Кибербуллинг и опасные сайты Очень важно уметь вовремя распознать, что некоторым из тех детей, кто занимается травлей или стал ее жертвой, не просто тяжело, но что они представляют реальную угрозу для самих себя и для других тоже.

– Причинение вреда себе — это не призыв к вниманию или борьба за внимание. Это способ справляться с чувствами. Аноним (13 лет), ресурс для детей и молодежи Si;D газеты Афтенпостен (2012)

Сопоставляя различные результаты исследования EU Kids Online, мы проследили взаимосвязь между обращением к так называемому «негативному пользовательскому контенту» в Интернете и ролью преследователя или жертвы кибертравли. Примером негативного пользовательского контента могут быть пропагандирующие ненависть к определенной группе людей на основании цвета кожи, политической и/или религиозной принадлежности, пола, национальности и т. п.

Сайты и сервисы, пропагандирующие опасные/причиняющие вред формы поведения, такие, как:

•членовредительство;
•употребление наркотиков;
•сайты pro-ana/pro-mia (пропаганда анорексии и булимии);
•сайты, пропагандирующие суицид.

Если мы сравним 2 группы детей: тех, кто подвергался травле, и агрессоров, то увидим, что многие дети из обеих групп посещают такие сайты. Только 2% киберпреследователей в Европе (11–16 лет) и 4% из тех, кто подвергается кибертравле, не посещали такого рода ресурсы. Принимая это во внимание, можно сказать, что мы имеем дело не только с общей тенденцией по Европе, — норвежские дети активнее посещают один или несколько ресурсов, содержащих опасный/ вредный контент, занимаются ли они травлей других или же сами подвергаются травле. Если ребенок посещает страницы ненависти или ресурсы, где обсуждается членовредительство, то можно ожидать, что он подвергается травле или сам выступает в роли агрессора. Об этом свидетельствуют результаты произведенного нами анализа по данным всех европейских детей, сообщивших о том, что они подвергаются и/или подвергают кибертравле других. Полученные результаты также подтверждаются другими исследованиями, выявившими взаимосвязь между фактическим членовредительством (а не просто проявлением интереса к такой информации в Интернете) и травлей, причем наблюдается долговременный эффект, сохраняющийся по мере взросления. В первую очередь это касается детей, из- начально более уязвимых, чем другие, по причине имеющихся у них психологических, физических особенностей или сложившейся социальной ситуации. Это значит, что взрослым следует от- носиться к этим детям с особым вниманием. Кроме всего прочего, потому, что они в меньшей степени, чем другие, стремятся совладать с ситуацией и реже используют активные стратегии для того, чтобы помочь самим себе противостоять травле. В то же время они в большей степени восприимчивы к различным формам нанесения себе вреда, и, в частности, склонны всерьез размышлять о том, как «лучше» себя убить.

Учить договариваться

Очевидно, что с кибербуллингом необходимо бороться, и это вполне возможно. Взрослым следует обратить особое внимание и на тех детей и под- ростков, которые занимаются травлей «лицом к лицу» — ведь они находятся в зоне риска и могут сами подвергнуться кибертравле или стать киберагрессорами. Как взрослые могут противостоять этому явлению? Прежде всего, учить детей, как урегулировать конфликты в принципе, и отдельным приемам без- опасного поведения. Скажем, умение договориться о том, чтобы «больше не быть друзьями на Facebook», способствует разрешению ситуации, когда она еще находится на стадии конфликта и не переросла в травлю. (с)

Перевод Наргис Шинкаренко





Сравнение буллинга офлайн и в сети показывает, что агрессия в Интернете намного опаснее и защитить ее жертв почти невозможно
По мере того, как Интернет распространялся в нашей стране, киберагрессия стала все чаще встречаться и среди российских школьников. По данным Фонда Развития Интернет, каждый десятый подросток в России сталкивался с кибербуллингом в течение года. Ситуацию комментирует Сергей Ениколопов, кандидат психологических наук, руководитель отдела медицинской психологии Научного центра психического здоровья Российской академии медицинских наук.

– Сергей Николаевич, детская агрессия и жестокость — явление, которое существовало, вероятно, всегда. Во все времена воспитатели думали, что с этим делать. С развитием новых техно- логий и Интернета это явление обрело новые формы, появился кибербуллинг. Насколько, по вашим оценкам, сегодня распространены эти новые формы агрессии? Это явление более опасно, чем агрессия в прежних ее формах? Насколько оно изучено на сегодняшний день?

– Сначала стоит определиться с понятиями. В силу того, что мы не можем достаточно четко определить, что такое агрессия и жестокость, очень часто в категорию детской агрессии и жестокости попадает все, что взрослые оценивают как плохое — часто немотивированные, случайные поступки. На- пример, если ребенок неподобающим образом обращается с животными, многими взрослыми это однозначно расценивается как жестокость. Но мы знаем, что любой ребенок, желающий повторить путь Сеченова или Павлова и других великих ученых, непременно будет делать что-то нехорошее с животными, поскольку таков для него способ познания. Разница между садизмом и познанием в том, что садист хочет через свои действия привлечь внимание окружающих, например, заставляет маленьких детей плакать. А будущий Павлов, даже если отрывает лапку таракану или лягушке, готов делать это один, поскольку он погружен в познавательный процесс. Соответственно взрослые часто переоценивают детскую, и в особенности подростковую жестокость и агрессию. С другой стороны, есть младший подростковый возраст, который действительно представляет большой интерес для изучения агрессии, поскольку в этом возрасте происходит слом. Уже нет детского контроля за поведением — того, которое ребенок осуществляет из-за того, что взрослые за ним смотрят. Соответственно начинается своего рода проба границ поведения — насколько далеко можно зайти. У старшего подростка овладение границами уже гораздо более аккуратное, они вменяемы. У младших контроль еще не сформирован — отсюда неадекватное, порой, поведение. Здесь и начинается кибербуллинг.

Ничего особенного, невероятного и космического в кибербуллинге по сравнению с обычным буллингом нет. Добавляется только фактор использования технологий и возможности, которые они открывают. Исследования показывают, что если сравнивать детей — жертв буллинга просто в школе и жертв кибербуллинга, выясняется что в большинстве своем это одни и те же люди. Но Интернет дает буллерам очень мощный козырь: в сети они намного более анонимны.

– Какие особенности личности или жизненные обстоятельства приводят к тому, что ребенок или подросток становится преследователем или жертвой кибербуллинга?

– Есть одна особенность, которая сильно отличает офлайн буллинг от кибербуллинга, особенно подросткового. В реальной жизни очень редки случаи превращения жертвы в буллера. В Интернете это происходит легко. Так, если в реальной жизни преследователь — это, скорее всего, лидер, звезда местного хулиганства, то в кибербуллинге в ряды преследователей прибавляются дети одинокие, ущемленные, с низкой самооценкой. Анонимность дает возможность «слабакам» реализовать то, что они не могут сделать в реальной жизни. Исследование кибербуллинга — это также исследование таких обще- человеческих проблем, как зависть, обида, манипулирование, управляемый гнев. С этими же проявлениями мы сталкиваемся и в офлайн буллинге.

– То есть роли преследователя и жертвы могут сочетаться в одном человеке?

– Сложно четко разделить всех участников буллинга на две группы — преследователи и жертвы. Так, жертв можно разделить на две категории: одни — просто жертвы, другие — жертвы-буллеры. Они в одной структуре жертвы, а для более младших или слабых детей выступают в роли буллеров. В основном все изучают жертв и пре- следователей, но очень мало внимания уделяется наблюдателям. Между тем наблюдатели — именно та группа людей, для которой все и делается, — это очень серьезная роль. Наблюдатели тоже распадаются на группы: одни остаются просто наблюдателями, другие со временем сами могут стать преследователями. Практически не изучена проблема посттравматики наблюдателей в ситуации буллинга. Посттравматический синдром возникает у свидетелей терактов, несчастных случаев, иногда ПТСР можно наблюдать даже у людей, посмотревших информацию об этом по телевизору. Сегодня в Интернете любой человек может стать свидетелем чего угодно — в том числе и свидетелем кибербуллинга. Что он будет делать дальше — это уже его личный выбор.

Есть еще одна особенность, которая сильно отличает офлайн буллинг от кибербуллинга, особенно подросткового. В реальной жизни в случае превращения жертвы в буллера все происходит по определенным законам: для жертвы выбирается тот, кто младше и слабее. Жертва — это, как правило, человек с низкой самооценкой, которого можно легко «опустить». Довольно сложно представить ситуацию, в которой жертва и агрессор меняются местами. Вряд ли жертва осмелится нападать на более сильного и защищенного поддержкой противника. В Интернете же возрастные и социальные границы размыты. Жертва кибербуллинга может воспринимать это как обучение — теперь я знаю, как разделаться со всеми эти умниками. Вы меня затравили — и я вас затравлю. В сети легко найти поддержку и устроить травлю конкуренту. И если в ситуации офлайн буллинга легко определить, кто скорее всего станет жертвой, а кто — преследователем, то в кибербуллинге все может быть довольно непредсказуемо. Более слабые могут устроить травлю более сильным, и помехой не будут являться ни социальные страты, ни положение семьи в обществе, ни даже возраст.

– Каковы возможные личностные и социальные последствия киберагрессии?

– Если раньше о том, что над кем-то издеваются, знал класс, учительница, ну, может быть, полшколы, максимум все знакомые, то сегодня об этом может узнать весь мир. Жертва кибербуллинга находится в более уязви- мом положении, чем жертва обычного буллинга. И если в ситуации травли офлайн, например, в школе, можно привести старшего брата или знакомого, который способен защитить, то в Интернете это сделать практически невозможно — хотя бы в силу анонимности. У жертвы кибербуллинга будут проявляться посттравматические симптомы, социофобические черты, гелатофобия — страх быть осмеянным. Еще одна особенность: в школе в ситуации буллинга практически отсутствует сексуальный подтекст. В Интернете он присутствует в больших количествах. В кибербуллинге, в отличие от буллинга, довольно сильный акцент делается на вуаеризм, подглядывание. В среде подростков, где секстинг, в том числе обмен фотографиями с сексуальным подтекстом, — практически обычное явление, преследователю не составляет большого труда выставить чье-либо фото в неглиже на всеобщее обозрение. Подобные действия могут очень серьезно повлиять на психику ребенка вплоть до суицида — когда необдуманные и, казалось бы, невинные шалости приводят к ситуации, в которой он не знает, как пережить публичное осмеяние и позор.

– Каковы возрастные границы буллинга и кибербуллинга, различаются ли они? Можно ли надеяться на то, что киберагрессия с возрастом проходит?

– Если в школе буллинг с возрастом проходит, то в ситуации кибербуллинга возрастных ограничений, скорее всего, нет. Киберсталкеры, сексуальные преследователи — все это возрастное продолжение кибербуллинга. С возрастом приходит понимание, что можно не только преследовать, но и деньги вымогать, использовать сексуальные манипуляции — от этого сложно от- казаться. В Интернете, повторюсь, преследователи — обиженные, ущербные, одинокие люди — здесь им легко проявить себя.

– Как можно и нужно бороться с кибербуллингом? Существуют ли в принципе эффективные технологии предотвращения и пресечения агрессии в детских коллективах или онлайн- сообществах?

– Кибербуллинг — это возможность с помощью технологий проявить негативные качества, приплюсовав к этому анонимность и минимизировав вероятность ответных ударов. Соответственно, если говорить о школе, снижение агрессии у детей — это в основном работа для школьных психологов: пре- одоление одиночества, работа с низкой самооценкой. Эффективные технологии и методики борьбы с кибербуллингом существуют, но, к сожалению, пока не у нас. И они не анализируют собственно агрессию, а скорее направлены на из- учение Я-концепции, представлений о себе, самооценки.





В среднем по России 23% детей, которые пользуются Интернетом, были жертвами буллинга онлайн или офлайн в течение года. Схожие данные были по- лучены в среднем по 25 странам Европы (19%). Каждый десятый российский ребенок подвергается буллингу чаще одного раза в месяц, при этом 6% детей подвергается обидам и унижениям либо каждый день, либо 1–2 раза в неделю, а 4% – 1–2 раза в месяц. В группу риска по частоте буллинга попадают дети 11–12 лет: 28% детей этого возраста по меньшей мере один раз за год подвергались обидам и унижениям. При этом каждый десятый сталкивался с буллингом 1 раз в неделю и чаще.

Самые распространенные способы буллинга – при контакте «лицом к лицу» и в Интернете: каждый десятый ребенок подвергался буллингу одним из этих способов в течение года. При этом кибербуллингу подвергались 7% детей 9–10 лет, 10% подростков 11–12 лет, 12% подростков 13–14 лет и 10% старших школьников 15–16 лет.

В европейских странах кибербуллинг в среднем гораздо менее распространен: с ним сталкивалось 6% детей. Основной площадкой кибербуллинга в Рунете становятся социальные сети. В них можно не только оскорблять человека в сообщениях: нередки случаи, когда взламывали страницу жертвы или создавали поддельную на ее имя, где размещали унизительный контент. Чаще всего дети получают обидные или непристойные сообщения в сети. Реже обидные и непристойные сообщения о них размещаются в Интернете в от- крытом доступе, либо они подвергаются угрозам в сети, либо же происходят иные обидные и неприятные вещи.

В России каждый четвертый ребенок (28%) признался, что в течение года обижал или оскорблял других людей в реальной жизни или в Интернете. В нашей стране субъектов буллинга в два раза больше, чем в среднем по европейским странам. Доля агрессоров равна или превышает долю жертв буллинга. Более двух третьих опрошенных детей (72%), ставших жертвами кибербуллинга, переживают это как стрессовое событие: 34% сильно и очень сильно расстраиваются, 38% расстраиваются, но немного. 28% жертв кибербуллинга ответили, что совершенно не расстроились.

От кибербуллинга больше страдают дети 9–12 лет. Они переживают его значительно интенсивнее, чем подростки 13–16 лет, которые к тому же почти в три раза чаще отвечают, что кибербуллинг их «совсем не расстраивает». Больше половины жертв кибербуллинга отмечают, что сразу справляются с этой ситуацией (64%), практически каждый третий ребенок независимо от возраста переживает случившееся несколько дней и больше. Почти каждый четвертый переживал несколько дней (24%), а каждый десятый – больше нескольких недель.

65% российских детей, столкнувшихся с кибербуллингом, обращались за поддержкой к другим людям. Среди тех, к кому дети обращаются за помощью в таких ситуациях, лидируют друзья: каждый второй ребенок делился с друзьями тем, что случилось. К родителям дети обращаются гораздо реже: только каждый четвертый ребенок делился проблемой с родителями (25%). Каждый десятый ребенок рассказывал о случившемся брату или сестре, к учителям обращались всего 4% детей и 3% – к кому-либо из тех, чья работа заключается в оказании помощи детям.

Наиболее популярными стратегиями совладания с кибербуллингом являются блокировка агрессора и уничтожение любых сообщений. Практически каждый третий ребенок «заблокировал возможность этого лица общаться с ним» (34%), а 26 % – «Уничтожали любые послания от другого лица». Почти каждый пятый ребенок изменял настройки безопасности или контактные данные (19%), каждый шестой выбрал стратегию избегания и «на некоторое время прекратил пользоваться Интернетом» (17%). Лишь 8% детей сообщили о проблеме в специальные службы – «связались с консультантом по Интернету или провайдером интернет-услуги», но все они отметили, что это действие помогло им. По данным исследования «Дети России онлайн», осуществленного Фондом Развития Интернет, факультетом психологии МГУ имени М.В. Ломоносова и Федеральным институтом развития образования Минобрнауки России в рамках международного исследовательского проекта Еврокомиссии EU Kids