» » » Игорь Кон - раздельное обучение

 

Игорь Кон - раздельное обучение

Автор: admin от 7-11-2015, 15:28, посмотрело: 2 301



0 Я был удивлен, когда Борис в своем вступлении сказал, что эта тема могла восприниматься как умершая. Это одна из самых обсуждаемых сейчас тем. И в нашей стране, и за рубежом. Для меня она является частной. Я сейчас заканчиваю книгу «Мальчик – отец мужчины». На научном языке она называется «Особенности развития и социализации мальчиков». В связи с этой темой возник и вопрос о плюсах и минусах раздельного обучения. Тема интересна, потому что речь идет об очень важном и серьезном вопросе, и как пример различия нашего и западного подходов к обсуждению одних и тех же проблем. Причем исходим мы из одних и тех же фактов. Это вопрос влияния идеологии на рассмотрение социальных проблем.

Начнем с нас. Весь Интернет заполнен статьями о том, насколько отвратительно совместное обучение, что современная школа – источник нечистой силы, что происходит феминизация мальчиков, а девочки (94%) нездоровы из-за того, что учатся вместе с мальчиками. Проблема эта очень серьезная. Чтобы ее понять, надо сначала разграничить вопросы, которые при этом ставятся. По-моему, здесь есть 5 различных видов аргументов. Первые. Религиозно-философские: что больше соответствует предначертаниям бога и сущности человека. Второе. Историко-социологические: какой тип образования распространен исторически и с какими социальными факторами это связано. В-третьих, это психофизиологические: какой тип обучения больше соответствует природным особенностям мальчиков и девочек. В-четвертых, социально-педагогические аргументы: какой тип обучения больше соответствует задачам, которые ставит перед школой общество. И последнее – это личные воспоминания: в какой школе я учился и стоит ли продолжать этот тип школы всему человечеству.

Я не буду обсуждать аргументы религиозно-философского типа. Наиболее четко такой аргумент сформулирован одним директором московской школы, у которого как раз идет эксперимент по раздельно-совместному обучению. Это значит, что там раздельные классы для мальчиков и девочек в рамках одной школы. Резоны он формулирует четко. «Мужчины и женщины – это два разных мира. У них по природе разные задачи и предназначение. Предназначение мужчины – быть воином, охотником, с точки зрения сегодняшнего дня – хорошим, заботливым отцом. Предназначение женщины – быть матерью». Я не могу обсуждать эти вопросы. Бог лично мне не сообщал своих замыслов. Если руководствоваться Священным Писанием, то там нигде не написано, что Адам был создан, чтобы быть воином. Кроме того, я никогда не слышал, чтобы воины были успешными отцами. У них такая работа, что они рано умирают. Так что эти доводы я не могу рассматривать. Остальные аргументы надо рассматривать.

Когда заходит речь о преимуществах того или иного типа обучения, люди начинают с того, что больше всего соответствует способностям мальчиков и девочек, насколько они различны и т. д. Но на самом деле никогда никакое общество не выстраивало систему образования в соответствии со способностями. Этот вопрос и сегодня остается спорным. А раньше об этом вообще никто не заботился.

Исторические данные очень поучительны. С точки зрения массовости, первичной является гендерная сегрегация. Абсолютно во всех обществах существуют две детские культуры: мальчиковая и девочковая. Сами дети начиная с 2,5 лет разделяются. Девочки эту сегрегацию инициируют, начиная играть отдельно от мальчиков. В возрасте 4-х лет инициативу перехватывают мальчики. Эта сегрегация продолжается где-то до пубертатного возраста. Это естественный процесс. Не взрослое общество навязывает это детям. Это делают сами дети. Общество просто подстраивается под это и либо закрепляет, либо ослабляет.

Если же мы берем образование и обучение, то его никогда не создают дети. Его создает общество. И способы социализации мальчиков и девочек подстраиваются под общественное разделение труда. Во всех древних обществах существует жесткое разделение труда между мужчинами и женщинами. При этом общественно-трудовая деятельность – в основном мужская, а женская – в семье. Это воспроизводится в социализации. Мальчиков учат тому, чем им предстоит быть: воинами, охотниками, рыболовами и т. д. А девочки, поскольку их основные функции в семье, все усваивают в семье, на женской половине дома. И, значит, никакое специальное образование им не нужно. Когда появляется школа, она сначала появляется для мальчиков, а потом – для девочек. И она всегда бывает сегрегирована. При этом мальчиков готовят к общественно-трудовой деятельности. А девочек, даже когда появляются особые школы, все равно готовят к тем функциям, которые они должны выполнять в семье.

Для того чтобы возник вопрос об изменении характера образования, должен был измениться гендерный порядок, общественное разделение труда и отношения власти между мужчинами и женщинами. И очень постепенно в Новое Время шел этот процесс. По мере того, как женщин вовлекают в производство и труд, понятно, что их надо чему-то учить. И возникают мужские школы, женские школы. Дальше к этому присоединяется женское освободительное движение, феминизм, который у нас не любят, хотя это закономерное явление. Сначала возникает идея всеобщего образования. Затем возникает идея равного образования, принципиально одинакового. Ведь разные учебные планы лишают женщин возможности на равных с мужчинами участвовать в трудовой деятельности. И, наконец, в 20-м веке возникает идея совместного обучения. Оно существовало еще в Средневековье в народных сельских школах. Но тогда просто не было выбора: либо девочек совсем не учить, либо учить в одних классах с мальчиками. Итак, только в 20-м веке, а радикально – в последней трети 20-го века образование стало не только всеобщим, равным, но и совместным. Исходим из принципа работы на равных. Школа учит будущей совместной деятельности, а не только смотреть друг на друга как на будущих сексуальных партнеров.

Эта социологическая логика здесь является главной. Все психологические соображения попутны. Ведь всем известно, что психологические свойства и способности трансформируются под влиянием изменения деятельности. Но с самого начала было очевидно, что совместная школа сопряжена с очень большими трудностями. Прежде всего, для учителей. Школьный класс как конструкция возник в 17-м веке, а выровнялся по возрасту только в конце 18-го. Но возраст один, а уровень развития совсем разный. Это достаточно трудно. Когда же вместе оказываются мальчики и девочки, задача учителя чрезвычайно осложняется.

Это рождает трудности и для самих детей. Когда они оказываются вместе, возникает вопрос, кто кого «забивает». Мальчики намного активнее, что показывают все исследования. Девочки же старательнее. Возникает соперничество и на индивидуальном и на групповом уровне. В каждом классе есть и топ-мальчики, и топ-девочки. Возникает масса очень сложных проблем. Когда эти вещи стали осмысливать, сначала пытались все вывести из различия способностей. Но хотя между мальчиками и девочками есть множество различий, абсолютно на всех уровнях от молекулярного до строения мозга, эти различия тонкие. Из них вовсе не вытекает, чем должны мальчик и девочка заниматься, чему их надо или не надо учить. Здесь много индивидуальных различий не только между мальчиками и девочками, но и внутри этих групп. И индивидуальные различия значительно больше, чем групповые.

Возникает вопрос. Кому благоприятствует школа: мальчикам или девочкам? Это гораздо лучше исследовано на Западе. В 80-е гг. доминирующая тенденция была связана с именем Гарвардского психолога Кэрол Гиллиган, автора книги «Другим голосом». Идея в том, что в школе девочки являются жертвами, их забивают мальчики, учителя не обращают на них внимания. Поэтому девочек меньше на высоких должностях и т.д. У самой Гиллиган эмпирических данных почти не было. Она ссылалась на свои неопубликованные исследования. Но появилось большое исследование известной феминистской организации о самосознании американских девочек, где говорилось, что так все и есть. Девочка 8-ми лет радостна и уверена в себе, а после нескольких лет школы у нее падает самоуважение, она оказывается неуверенной в себе и т. д. Надо спасать девочек! Тут же появились об этом десятки статей. В 90-е маятник качнулся в другую сторону. За этим стоит и политика. За спасение девочек стоят либералы, а за спасение мальчиков – консерваторы. Они тоже не лыком шиты! Появилось очень профессиональное исследование социолога Кристины Соммерс. Книга называлась «Война против мальчиками», где было доказано, что данные об угнетенных девочек нереальны, а самоуважение у девочек падает из-за полового созревания, которое у них начинается раньше, чем у мальчиков. Когда стали смотреть педагогическую статистику, стало видно, что у девочек лучше отметки, они дольше продолжают образование. Мальчики побеждают только в физической культуре. Когда эти данные были опубликованы, возникла всемирная кампания по спасению мальчиков.

Прошло еще время. В 2000-х гг. появились новые исследования, и оказалось, что особой катастрофы нет. Да, девочки опережают мальчиков. Но показатели мальчиков улучшились за последние десятилетия. Просто девочковые же показатели растут еще быстрее. Это не является социальной катастрофой. Но возникает вопрос, как уменьшить гендерный разрыв. Мы же привыкли к тому, что мужчины главные! Отставание мальчиков чревато к тому же отсевом из школы с последующим пополнением преступных группировок. И тогда возник вопрос, непосредственно связанный уже с нашей темой: не сделана ли ошибка в связи с переходом к совместному обучению?

Надо понять, как уменьшить гендерную разницу. Есть ведь, условно говоря, гендерно-сенситивные предметы, где отчетливо идет перевес в сторону мальчиков или девочек. Слабое место мальчиков – это язык и литература. Слабое место девочек – технические, математические предметы. И преимущество мальчиков на рынке труда объясняется тем, что зарплаты больше там, где нужны математика, физика, техника. А гуманитарные интересы девочек меньше востребованы и хуже оплачиваются. Возник вопрос, как можно уменьшить это напряжение.

Сперва в США анализировали опыт существования раздельных и совместных школ. В США раздельных школ осталось очень мало. Преимущественно, это религиозные и частные школы. И анализы успеваемости оказывались неубедительными. Ведь частные школы для более богатых людей. Там меньше детей в классе, лучше оборудование и т.д. Понятно, что там показатели лучше. Как можно сравнивать привилегированную частную школу и всеобщее образование? В 2005-м году американское правительство провело громадное исследование, но оказалось, что данные несопоставимы. Когда говорят, что надо возвращаться к раздельным школам, прежде всего имеются в виду такие вещи, как секс, нежелательные беременности и т.д. А эти вещи пришлось вообще исключить из анализа, поскольку достать достоверные данные было невозможно.



Тогда стали проводить эксперименты. Самые лучшие исследования были в Европе, так как они были менее политизированы. Наилучшие – в Англии. Были исследования и в Австралии, и в Голландии. Речь идет не только об однополых школах, но и об однополых классах. Самое солидное исследование было проведено кембриджскими учеными с 2000 по 2004 гг. Результаты оказались скорее в пользу однополых. Было установлено, что существенным положительным моментом является не дифференциация мальчиков и девочек вообще, а дифференциация на уроках по гендерно-чувствительным предметам. На Западе классы формируются по предметам. Поэтому мальчик может сидеть в разных классах с разными людьми. Плюсом здесь является разнообразие. Минусом – увеличение одиночества подростков. Если он застенчивый, при сменной аудитории ему будет еще труднее найти друзей.

Итак, оказывается, что по гендерно-сенситивным предметам успеваемость в раздельных классах увеличивается. Мальчики не стесняются девочек и наоборот. Вопрос не в том, что имманентно врожденные способности различаются, а в стеснении друг друга. Это всегда было ясно на уроках физкультуры.

Однако исследование говорит, что это не панацея. В одной школе мальчики будут читать литературу, стихи и т.д. А в другой, где существует выраженная гегемония мальчиков-мачо, возникнет отрицание «девчоночьих» предметов. И мальчикам, имеющим склонность к гуманитарным предметам, окажется в таких классах сложнее, чем в школах с совместным обучением. Никаких стандартных решений нет.

Далее. В нашей стране вместе с марксизмом-ленинизмом была похоронена идея социального неравенства, классов и т. д. У нас говорят о мальчиках и девочках «вообще». А таких нет. Они все принадлежат классам, есть имущественное неравенство. Так вот, за проблемами, которые на первый взгляд гендерные, очень часто стоят проблемы социально-экономические. И самыми несчастными оказываются мальчики из рабоче-крестьянских семей. У них низкая дошкольная подготовка, плюс установка, что физический труд уважаем. Попадая в школу, они не могут нормально успевать, поэтому вырабатывают жестко-негативную антишкольную установку. А поскольку для мальчиков самое важное – выстроить свою маскулинность, многие мальчики, одаренные интеллектуально, но физические более слабые, чувствуют себя неуютно.

Без учета социальных факторов ничего понять нельзя. Все серьезные исследования говорят о том, что можно и нужно добиваться ослабления гендерной поляризации. Но никому и в голову не приходит рассуждать о том, что задача мальчиков – стать воином и добытчиком, а задача девочек – стать дамой, приятной во всех отношениях.

Что происходит в нашей стране? Все с точностью до наоборот. До 1917 г все обучение было раздельным. После Октября все обучение стало совместным. В 43-го до 54-го года была попытка ввести раздельное обучение. Я это все видел, когда был студентом пединститута. Почему это было введено? Оно было введено во время войны. Сначала ввели уроки военного дела. Сегодня некоторые пишут, что это была часть милитаризации страны и т. д. Но это не совсем не подходит к тому моменту. Начинается, уже идет война. Мальчики, прямо со школьной скамьи, идут в армию. Такие уроки дают о лишний шанс выжить для мальчиков. Но решили еще и ввести раздельное обучение в городских школах. Я почитал эти документы. Самое увлекательное – выступления тогдашнего наркома просвещения Потемкина. Первые доводы – военное дело и физическое воспитание нужно для мальчиков. А что же девочкам? Давайте им введем домоводство! Уже через полтора года оказалось, что мужские школы не справлялись с дисциплиной. Обуздать распоясавшихся мальчишек школа не могла. Кроме того, появились предложения типа «А нельзя ли вернуться ко всему прошлому?» Я думаю, что отбой дал Сталин. После первого выступления Потемкина стали говорить, что у мальчиков и девочек разные способности, что надо их к разному готовить, что надо делить предметы. Например, что мальчики и девочки должны проходить разные литературные произведения. Тот же Потемкин через полтора года сказал, что это безобразие, тем не менее эксперимент продолжится. Однако народ эту систему не принял. И в 54-м году ее, ко всеобщему удовольствию, отменили и вернулись к совместному обучению.

Но проблемы от этого никуда не исчезли. Советская психология и педагогика как были бесполыми, так и остались. Никакой работы по улучшению полового воспитания не произошло. Наоборот, из учебников анатомии убрали даже то, что там было; ханжество росло. Эта бесполость воспитания ничего хорошего не дала. Как только советская власть рухнула, возникло движение за то, чтобы вернуться назад, причем со ссылками на западный опыт.

Однако главным аргументом у нас стала защита нравственности, подкрепляемая ссылками на различия мозга и психики мальчиков и девочек. Первые эксперименты в этой области, начатые у нас нейрофизиологом Тамарой Петровной Хризман, щли в том же русле, что и на Западе. В атмосфере бесполой советской психологии 1970-х гг это было даже смело. Но если на Западе серьезные ученые из психофизиологии радикальных педагогических выводов не делают, то у нас идут дальше.

Цитирую. «Мальчик и девочка – это два разных вида. Мальчика и девочку ни в коем случае нельзя воспитывать одинаково. Они по-разному смотрят и видят, слушают и слышат, говорят и молчат, чувствуют и переживают. Постараемся воспитывать их такими, какими их создала природа». Дальше. Статья называется «Новые здоровьесберегающие технологии в образовании и воспитании» и подается как новшество и как элемент гендерной педагогики. Слово «гендер» введено в науку, чтобы отличить социально сконструированные особенности мужчин и женщин от биологически данных половых различий. А здесь этот термин полностью отождествляется с биологическим полом. И «природосообразность» признания личностного равноправия мальчиков и девочек трактуется как задача «наиболее полной реализации способностей учащихся как представителей своего пола в учебной и во внеучебной деятельности»

То есть мальчики – направо, девочки – налево. Психофизиологи, в частности Директор Института возрастной физиологии РАО Марьяна Михайловна Безруких, объясняет, что это неверно, что между мальчиками и девочками нет такой жесткой разницы. Но это глас вопиющего в пустыне, в массовой литературе утверждают противоположное. При этом одни говорят, что спасают мальчиков, другие – что девочек. Главные теоретики в этой области – доктор медицинских наук детский психиатр Г.В. Козловская и доктор медицинских наук офтальмолог В.Ф Базарный, который называет свой метод «параллельно-совместным обучением». Это означает, что в совместных школах существуют разные классы для мальчиков и девочек. То есть почти все учебные предметы дети изучают порознь, а танцы, развлечения и прочие мероприятия у них общие.

Ничего дурного в этом принципе нет, это вполне оправданный эксперимент. Но как это все подается? Г.В. Козловская, которая, кстати, считает Ламарка последователем Дарвина, а Лысенко - выдающимся ученым-генетиком, утверждает, что совместное обучение способствует не только феминизации мальчиков и маскулинизации девочек, но и ведет к вырождению нации. В.Ф.Базарный убежден, что при совместном обучении школьники усваивают стереотипы поведения, нехарактерные для их пола, и в результате мы имеем «полчища гермафродитов», так что современная школа – это «рассадник нечистой силы». А при параллельно-совместном обучении дети не только лучше учатся и имеют более высокое самоуважение, но мальчики из раздельных классов к окончанию школы в среднем на 4 см выше своих сверстников.

Теоретические суждения подкрепляются педагогическими экспериментами, которые дают блестящие результаты и подкрепляются дополнительными «ноу-хау». Вроде того, что мальчиков с первого класса посвящают в «богатыри земли русской» и присваивают им воинское звание, закладывая тем самым уважение к будущей службе в армии. А всех девочек наделяют статусом «невесты», вручая белые венки и люльки с игрушечными младенцами.

Короче говоря, делают нечто похожее на европейские эксперименты, а на самом деле хотят - и говорят, что добиваются! - прямо противоположного. К счастью, россияне в данном случае оказались панико-устойчивыми и возвращаться к раздельному обучению категорически не желают. При национальном опросе Фонда «Общественное мнение» в 2008 г в пользу однополого образования высказались лишь 9% опрошенных. 76% россиян убеждены в том, лучше, когда мальчики и девочки учатся вместе, а 15% не имеют на этот счет определенного мнения.

В данном случае я согласен с мнением большинства. Но это мнение не является истиной в последней инстанции. Проблемы эффективности разных способов обучения реально существуют, экспериментировать в этом направлении надо, но с ясным пониманием причинно-следственных связей. Ослабление поляризации мужского и женского начала в общественном разделении труда - не результат совместного обучения, а одна из его социальных предпосылок. Как бы мы ни рассаживали по классам и партам мальчиков и девочек, ни на структуре семьи, ни на рождаемости, ни на боеспособности вооруженных сил это никак не скажется. Тем не менее, гендерными различиями в школе и классе пренебрегать не следует. «Параллельное-совместное обучение», если его деидеологизировать и демистифицировать, или раздельные уроки по гендерно-сенситивным предметам, по английскому образцу, могут быть успешными. Школа и учитель должны иметь право на индивидуальность, а родители и ученики – право выбора того, что им больше подходит. Несмотря на ЕГЭ, образование и тем более воспитание – дело штучное.

Обсуждение лекции

Борис Долгин. Когда я говорил о том, что тема в какой-то момент стала менее актуальной, умерла, я имел в виду нашу страну, где такая дискуссия – это удел последних 15 – 20 лет.

Игорь Кон. Нет. Эти дискуссии и эксперименты начались с 90-х. И количество школ, движущихся в этом направлении, медленно, но увеличивается. Это не вчерашний день. Я цитировал статьи 2005 и последующих лет. И поскольку это все крайне идеологизировано, это может стать опасным. А при нормальных условиях это может быть плодотворным экспериментом.

Борис Долгин. Вы говорили об исследовании успеваемости по гендерно-сенситивным предметам в ситуации раздельного обучении. Но если до этого был обоснован сам момент гендерной сенситивности, то не является ли различие показателей при раздельном образовании всего лишь отражением гораздо более общей закономерности, когда в более ровных классах в ряде случаев обучение идет более эффективно. Если мы постулируем, что у мальчиков в среднем технические предметы изучаются лучше, то при разделении получается более ровный класс внутри себя.

Игорь Кон. Это верно, но сами принципы выравнивания неоднозначны. Кембриджское и голландское исследования делались очень тщательно. Там выровнены не только способности детей, но и социально-экономические факторы. Сравниваются не только отметки, но и то, какие дети выбирают специальности. Девочки, которые занимаются отдельно по техническим предметам, чаще выбирают и работу в этих областях. То есть это расширяет их социальные возможности. Кстати, выравнивание классов «по способностям» – тоже опасная штука. В 60-е гг. был знаменитый памфлет, посвященный «меритократии», когда людей группируют «по способностям». Если так делать, способным детям будет легче учиться отдельно от остальных. Но при этом троечников тоже соберут в один класс, и их уровень поднять уже будет невозможно. Огромное американское исследование 1966-го года - что влияет на успеваемость? – сделало два вывода. Первый, тривиальный - семейные условия. Второй, нетривиальный - качество соучеников. Но оно тоже зависит от семейных условий. То, что мы принимаем за способности, в значительной степени зависит от дошкольной подготовки и семейного климата. Разделяя классы по этому принципу, мы тем самым закрепляем социальное неравенство. Применительно к мальчикам это особенно серьезно. Мальчики из низов – «пацаны» - часто имеют антишкольные и антиучебные установки, их образ маскулинности строится вокруг физической силы, агрессии и т.д. Это подрывает не только атмосферу в школе, но и влияет на их социальное будущее. У нас в этом отношении происходит то же самое, что и в других странах.

Борис Долгин. Возвращаясь к эксперименту - то есть контрольная группа была выбрана путем выравнивания по разным параметрам.

Игорь Кон. Во всех этих сюжетах важны тонкие различия. Например, громадное голландское исследование показало, что для мальчиков важнее гендерная композиция класса, а для девочек – школы. «На пальцах» мы это давно знаем. В советское время три четверти секретарей школьной комсомольской организации составляли девочки. Они более активны и более ориентированы на школу. А мальчику не к лицу быть старательным. Старая однополая мужская школа всегда имела два центра власти и две референтные группы: это учителя и группа сверстников. Причем эти силы антагонистические. Отдельно взятый мальчик бессилен по отношению к обеим властям, но благодаря тому, что они враждуют, он может найти себе нишу. В совместной школе, когда появляются девочки, появляется и третья сила. Эти вещи плохо исследованы. Говоря о мальчиках, важно помнить, что они гомосоциальны по природе. Для мальчика главная референтная группа – другие мальчики. Это формируется еще до школы. И дальше мальчик оглядывается на других мальчиков, даже успех у девочек важен постольку, поскольку укрепляет его авторитет среди мальчиков. Даже первый сексуальный опыт важен тем, что ему теперь есть, что рассказать ребятам. Эти вещи широко известны. Но это лишь полдела. На самом деле «презираемые» девчонки психологически очень важны для мальчиков уже в младших классах, хотя это внешне не выражается из страха подвергнуться остракизму. С одной стороны, водиться с девочками нехорошо. С другой стороны, умение общаться с девочками – очень важный фактор престижа у мальчиков, особенно в старших классах. А для этого ты должен быть признан топ-девочками в классе. Это очень интересные сюжеты.

Борис Скляренко. Мой непродолжительный педагогический опыт привел меня к выводу, что кризис, который бывает в школах и вузах, больше связан с тем, что дети до 7-8-ми лет формируются в семье. Эта проблема в школе всплывает в первую очередь в том, что, придя со своим маленьким багажом, маленький человек сталкивается с другими багажами. Происходят такие столкновения, и человек начинает защищать ценности, которые он принес из семьи. В то время как педагогика размышляет о разделении и т. д., проблема идет между семейным формированием и школой. Мы видим, что исторический процесс шел от семейного воспитания к школам. Школа не даст начал воспитания. Школа превратит воспитание в борьбу, которая потом приведет к отчуждению ребенка от семьи, возникновению проблемы отцов и детей, и потом выразится в так называемый социальный дарвинизм. Настолько разрабатывалась эта линия?

Игорь Кон. Это очень интересный вопрос. Но если говорить исторически, то надо сказать, что в отличие от девочек, которые почти во всех структурах воспитывались в основном в рамках семьи, мальчики так никогда не воспитывались. В средневековых обществах мальчиков часто отдают на воспитание в другие семьи, например, в семью вышестоящего феодала, и они проходят там обучение. Родительское влияние никогда не считалось достаточным. Так что проблема реально существует. Но если трудно реформировать школу, то семью - тем более. Ослабление семьи – момент, который от нас с вами точно не зависит. Самый драматичный процесс сегодня – ослабление мужского влияния. По поводу кризиса отцовства тоже есть много исторических фикций. Отцовское начало – это принцип власти. Потом отец стал кормильцем. Насчет детей надо разграничивать то, что отец обязан делать и то, что он делает. В английском языке есть слово fathering, отцовские практики. Практики были разными. Сегодня повышаются требования к тому, чтобы отец больше занимался с детьми. И многие отцы выполняют эти требования. Но это все покрывается статистикой разводов. Еще более сложный вопрос – это мужчина-воспитатель. Феминизация школ – мировой процесс. В мае 2008 г впервые было международное совещание по этому вопросу. Мужчин в школе, особенно начальной, практически нет. За эти стоят не только материальные факторы, но и то, что такая работа считается немужской и, кроме того, мужчину во всем подозревают. И здесь тоже сложно. Формализация образовательной системы – это защита прав ребенка. Это значит, что отношения между ребенком и учителем регламентируются. Бить детей нельзя. Это хорошо. Но если нельзя бить, значит, нельзя и дотрагиваться. А как еще передается тепло, если не через прикосновение? Если есть что-то установленное в истории воспитания, так это то, что мальчиков всегда и везде воспитывали мужчины. Это была и установка, и практика. А сегодня в школах мужчин нет. При этом все согласны, что мужчина, кроме того, что он преподает в школе, должен быть еще и ролевой моделью. Что это значит? Недавно в Австралии опросили 200 директоров начальных школ и спросили, нужен ли в школе мужчина как ролевая модель. Все дружно сказали, что да. Тогда спросили, какого они хотят иметь мужчину. Оказалось, что все хотят иметь мачо, который будет водить мальчиков в походы, играть в футбол и являть им пример гегемонной, силовой маскулинности. А если при приеме на работу у кандидата вялое рукопожатие или он слишком эмоционален, его не возьмут. Выходит, мужчина – это только «качок»? А где мужская ласка, любовь? Их не предусмотрено. А, между прочим, мужчины, если брать классическую модель, это не только воины, а еще и пророки, жрецы, учителя. Это все ипостаси отцовства. А сегодня этого нет. Остается каратэ, военно-патриотические практики. Этого мало. На Западе эти проблемы начинают обсуждать серьезно, но что делать - никому неизвестно.

Григорий Чудновский. Если я правильно вас понял, воспитание в некоторых школах ведется по такому пути: мальчиков воспитывают как богатырей, девочек – как невест. Это возвращает нас в былинные времена, что полностью диссонирует с современностью и будущим. В нашей стране при этом создали такую ситуацию, что мужчины абсолютно не военизированы. У меня была военная кафедра, после университета я служил. То есть я имел дело с оружием. Но посмотрите на гражданское население. Оборот оружия ограничен. В связи с этим население не способно разобрать пистолет. Получается казус. В США есть возможность в быту научиться владеть оружием. Страна, у которой оружие не в гражданском обороте, не имеет нормальных мужчин, она имеет либо богатырей, либо бандитов. И есть категория, действительно, воинов. Теперь вопрос. В каком городе вы учились в школе?

Игорь Кон. В Ленинграде.

Григорий Чудновский. Я – в Киеве. Сначала попал на раздельное обучение, потом на совместное. Второй вопрос. Нет ли каких-то исследований, которые бы пытались посмотреть на результаты раздельного и совместного образования через 20 лет, после окончания школ?

Игорь Кон. По поводу первых вещей я с вами согласен. Когда мы говорим о семье как о главном месте социализации, мы подразумеваем старую большую семью, где много людей, общее хозяйство. Этого давно нет, и вернуться к этому нельзя. Надо говорить о нашей реальной современной семье. Я думаю, что несчастье нашей страны в традиционализме, в том, что «надо делать так, как поступали наши предки». При этом подразумевается, что чужие предки своего ребенка не воспитывали вообще или воспитывали неправильно. Но назад смотреть вообще нельзя. Страна, которая смотрит назад, имеет очень печальное будущее. Я исхожу из того, что есть мировая цивилизация. Мы сталкиваемся с теми же проблемами, что и остальные. Но там смотрят на сегодняшний мир как на реальность и думают, как в нем жить. А мы говорим: «А как было раньше? Давайте вернемся туда, где таких проблем не было!» Туда нельзя вернуться! Чтобы вернуться, надо закрыть женское образование, причем полностью, начать жить на одну зарплату (муж содержит, а жена сидит дома). А это невозможно. Общество не выдержит, женщины не согласятся, мужчины не захотят. На Западе не ищут радикальных путей. Они стараются понять. Например, отсутствие отцов в семье в Скандинавии радикальнее, чем у нас. Они смотрят, что получается с отчимом, живет ли отец с семьей и т.д. Никто не пытается дать жестких рекомендаций. Понятно, что наличие отца в общем лучше, чем его отсутствие. Но если это плохой отец, то лучше, чтобы его не было. О феминизации. Она коснулась не только школ. В Германии такая же ситуация с социальной помощью. Получатели ее преимущественно мальчики и мужчины. А работают там женщины. Опять возникают проблемы с самолюбием и т.д.

Игорь Чубайс. Мне кажется, что можно поспорить с самой постановкой вопроса. Когда вы говорите о разделенном обучении, по существу речь идет о том, как учитывать социальные факторы. А их очень много. Тогда из них можно выстроить иерархию. И, насколько я знаю, главный фактор – это интеллект. Из этого вытекает, что деление школ на мальчиков и девочек просто глупо. Надо было бы тогда делить по умственным способностям. Либо просто нужен, как вы и говорили, индивидуальный подход.

Игорь Кон. Я не вижу здесь разногласий. Я и говорил, что это не главный фактор. Но он является существенным. На гендерно-сенситивных предметах всюду одна и та же история. Уже в сочинениях просветителей 17-го века видно, что девочки иностранным языкам обучались намного успешнее мальчиков. Но если что-то не получалось у мальчиков, их называли ленивыми и немотивированными. А за неуспешностью девочек всегда видели плохие способности. Это уловки, мужской стереотип, за которым реально стоит страх перед женской конкуренцией. Мужчины и женщины впервые стали конкурировать друг с другом на всем макропространстве только в наше время, такого никогда раньше не было. Были иные культурные нормы. В этом отношении феминистки правы.

Игорь Чубайс. Я слышал, что, если профессия феминизируется, то она деградирует.

Игорь Кон. На гендерно-нейтральном языке это формулируется иначе: если профессия феминизируется, ее начинают считать второстепенной и начинают хуже оплачивать. По этому поводу иронизировала еще Маргарет Мид. Она говорила, что мужчины могут делать все: стряпать, составлять букеты и даже вышивать гладью. Но при этом все, чем занимаются мужчины, автоматически становится почтенным занятием, а все, что делают женщины, признается незначительным. За примерами далеко ходить не надо. Профессии учителей и врачей были у нас феминизированы. Мы говорили, что это наше достижение. А потом пришли феминисты и сказали, что это просто феминизация плохо оплачиваемых профессий. Это опять же вопросы честной и нечестной конкуренции.

Мария. У нас система образования заточена еще и под воинскую повинность. И пока это не изменится, говорить о реформе образования не приходится.

Игорь Кон. Реформами нашего образования я, вообще говоря, не занимаюсь. Что касается невнимания к индивидуальности, то я думаю, что это имманентная особенность школы. У меня эпиграфом к главе «Мальчики в школе» стоят слова Лихтенберга, которого я вообще очень люблю: «Школьный учитель и профессор выращивают только виды, а не индивиды». Это социальный институт, определенное производство. Первоначально школа мыслилась как замена родителей и т.п., у нас с хорошим учителем ассоциируются представления, связанные с семьей, индивидуальностью и т. д. На самом деле это достижимо только в отдельных случаях. Надо понимать, дает ли такая система вариативность, можно ли там иметь любимого учителя, или это заведомо исключено. Что же касается военного обучения, это частный случай. Установка на контрактную армию вроде бы есть. Но ведь в Израиле мужчины и женщины служат в армии - и страна живет.

Любовь Борусяк. 35 лет назад была напечатана статья Бориса Урланиса о необходимости беречь здоровье мужчин. Сегодня вы говорите уже о том, что надо беречь и беречься мальчиков.

Существуют школы, где мальчики видят другой образец мужчины-педагога, который их учит, водит в походы, – это математические школы. Но их мало кто исследует.

Игорь Кон. Это все очень интересные вещи. В ближайшие две недели у меня выйдет книга «Мужчина в меняющемся мире». То, что я сейчас пишу, – ее продолжение. Там описываются проблемы взрослых мужчин – изменение канона маскулинности и свойств конкретных мужчин, справляемся ли мы с этими вызовами. Ваш вопрос именно об этом. С 68-го года, когда вышла статья Урланиса, мы побили очередной мировой рекорд. У нас теперь «избыточная мужская сверхсмертность». Во всем мире – просто сверхсмертность, а у нас – избыточная. О мужском здоровье у нас сейчас заговорили урологи. На следующей неделе будет 4-й конгресс о мужском здоровье. Но поскольку проводят его урологи, для них мужское здоровье находится ниже пояса. Это, конечно, для мужчины очень важно. Но оно не только там. У меня есть статья, которая называется «Гегемонная маскулинность как фактор мужского (не) здоровья», где я даю обзор того, что делается по этому поводу в мире, и говорю, что проблему мужского здоровья поставили эти самые нехорошие феминистки и примкнувшие к ним мужчины. Врачи занимаются мужскими болезнями. А мужское здоровье как системное понятие возникло только в генедерных исследованиях, начиная с последней трети прошлого века. До нас все доходит медленно.

Игорь Кон - раздельное обучение

Категория: Наши детки / Школа

Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Информация
Комментировать статьи на сайте возможно только в течении 1 дней со дня публикации.