0
Что делать, если твой сын собирается стать такой же размазней, что и ты сам, и как вырастить крутого мужика?
Как-то за обедом мой пятилетний мальчик Элайджа, прожевав кусок цукини, сообщил: «У меня уши заложило». «Ничего страшного, — ответил я. — Это пройдет». — «Но у меня уши заложило!» — «Не беда».
Хнык... Хнык... Полились слезы... Уже через минуту он катался по полу у себя в комнате и вопил: «Мои уши! О боже! Мои уши! Мне больно! Мне ужасно, ужасно больно! Это никогда не пройдет!» Именно тогда я испугался, что мой сын вырастет тряпкой. Нюней. Размазней. Таким же, как я, короче.
А ведь мой отец был настоящим мужиком. Не крепышом, как боксеры или хоккеисты, и не любителем игр на свежем воздухе — но он служил во Вьетнаме. Да и других испытаний в жизни ему хватило. Его родители сбежали из нацистской Германии прямо перед Хрустальной ночью; когда папе было 11, его отец умер от рака. Его мать вышла замуж снова, но вскоре умер и отчим — инфаркт. А когда папа плыл на корабле во Вьетнам, пришло известие, что его мать покончила с собой.
Я же вырос в мирном пригороде американского города Финикс. Ни разу в жизни не испытывал нужды или горя, никаких трагедий. Я был худеньким, чувствительным ребенком со странным чувством юмора, любившим комиксы и настольную игру «Подземелья и драконы». Когда другие дети резались в бейсбол, я сидел на трибуне и записывал в тетрадочку их результаты.
Отец был, как бы это сказать помягче, смущен моим образом жизни. Он купил мне пластиковые гантели, которые надо было наполнять водой; они сгинули где-то в недрах моего шкафа. Он учил меня кататься на велосипеде для больших ребят, но я все время соскальзывал с сиденья и ударялся промежностью. Я плакал, он ворчал.
Когда я повзрослел, отцовские «уроки» постепенно сошли на нет. Ни один из них ничего мне не дал.
На детской площадке я был любимой целью хулиганов. Единственным моим оружием был пронзительный визг; он поднимался из тех древних уголков мозга, которые достались нам еще от ящериц. Иногда он действительно отпугивал хищников.
Так что, когда у меня у самого родился сын, я решил: он будет крутым. Даже если мне придется для этого сломать его через колено.
Ну, и вот прошло пять лет. Мой сын — чувствительный, худенький, и у него странное чувство юмора. Пока его одногодки рассекают на скейтбордах, он торчит в своей комнате, беседуя с обитателями муравьиной фермы. Он рыдает, как оперная дива, ударившись пальчиком. А если случился порез — туши свет: Элайджа воет, как будто его потрошат за преступление, которого он не совершал. По сравнению с ним я был детской версией Джейсона Борна.
Первый звоночек прозвучал, когда Элайдже было три года. Ну, тот самый случай, когда он катался по полу в местном супермаркете из-за судороги в ноге. Конечно, дети, которые только научились ходить, не знамениты своей мужественностью. Но та истерика встревожила меня. Воспитание должно победить природу! Я передал ему ген размазни, но пришло время генной терапии.
Отец не должен:
Разрешать детям поздно ложиться
Дети, которые спят всего по 9 часов в сутки, через пять лет станут толстыми с вероятностью на 20% выше тех, кто спит 10 часов. Запомни норму: 10–11 часов сна для детей от 5 до 12 лет, 8–9 часов — для тинейджеров.
Бросаться пустыми угрозами
Треть родителей, участвовавших в исследовании Университета Уэйк Форест, признали, что их методы воспитания не дают результатов. Ошибка именно этой группы: в пылу ссоры с ребенком они бросаются невыполнимыми угрозами («Год не будешь смотреть телевизор!», «Я тебя в детдом отдам!»). Угрожай продуманно, а если дитя все же преступило объявленную черту — наказывай строго по обещанному, чтобы не прослыть пустобрёхом.
Пропускать родительские собрания
По данным Министерства образования США, дети на 47% чаще получают пятерки, если их отцы (именно отцы!) вовлечены в школьную жизнь и интересуются учебой. А если папа даже не помнит, в каком классе учится его ребенок — ребенок с большей вероятностью останется в этом классе еще на годик.
Я записал Элайджу на занятия карате. Мой собственный опыт боевых искусств ограничивался четырьмя неделями айкидо летом после колледжа: я научился прыгать на полусогнутых и кричать «Ки-ай!». И все же я верил голливудским фильмам: карате — отличный способ превратить задрота в грозу негодяев.
В первые три недели я приставал к сэнсэю с преувеличенно бодрым «Ну как он?» — и неизменно получал сдержанное «нормально». Потом ассортимент ответов расширился: «Элайджа должен лучше концентрироваться»; «Вашему мальчику надо поработать над ударом»; «Он не поспевает за другими ребятами».
В тот день, когда у Элайджи была последняя тренировка в подготовительной группе, из раздевалки его вывел за руку помощник учителя. Мальчик был тих, его щеки заливал неестественный румянец.
— В чем дело?
— Я сунул палец в розетку, а потом у меня были неприятности.
— Что-что ты сделал? Зачем?!
Он пожал плечами.
Из-за двери показался сам сэнсэй. «Мне кажется, Элайджа еще не готов к карате», — сказал он.
«Вот дерьмо», — подумал я. Наверное, доверить психику моего сына постороннему было не лучшей идеей. Я сам сделаю из него мужика.
В тот же вечер я придумал ход — «жесткую игру» на диване. Эти занятия продолжаются по сей день. Поскольку в нашем доме правят мужланы с театральными наклонностями, мы начинаем каждое занятие с боевой переклички. «Папуля, — вопит Элайджа, входя в гостиную. — Знаешь, чем это пахнет?» — «Нет. Чем?» — «Это запах твоего неминуемого поражения!»
Про мой опыт боевых искусств вы уже слышали. Так что мы неделями упражнялись в одном трюке: он съезжает на пузе по моей спине, я держу его вверх тормашками за лодыжки. А сейчас Элайдже нравится избегать ловушки между моими ногами — он прыгает туда-сюда, я пытаюсь захватить его в тиски... Впрочем, он все чаще предлагает вместо этого сыграть в «Монополию».
А я и не настаиваю на продолжении «борьбы». Недавно ко мне пришло воспоминание. Лет пять назад я встретил шапочного знакомого в баре. Я был пьян и взвинчен после ссоры с женой. Приятель начал пороть какую-то чушь, та часть моего мозга, за которую я благодарен ящерицам, вдруг зашевелилась. Помню, я орал; помню, выбил бутылкой зуб своему оппоненту. Когда охранники вышвырнули меня на улицу, я вовсе не чувствовал себя крутым забиякой. Я был угашенным идиотом. Что бы я рассказал своему сыну о той драке? Я же вроде навалял собеседнику. Гордился бы сын мной? Вряд ли.
Короче, дерзость и физическая мощь — вовсе не то, что следует называть силой мужика. Ну или так: наша сила не только в кулаках. Гораздо важнее, скажем, сохранять семью, кормить ее и руководить навигацией на этом корабле в трудные времена. Быть добрым, щедрым, выдержанным. Прощать и всегда находить выход. Мой отец заботился об этом, когда я был ребенком, а я наблюдал за ним. Намеренно или нет, он показал мне на своем примере, что значит быть не «крутым пацаном», а взрослым мужиком, капитаном флотилии. Этот пример помогал мне, когда уже моя семья попала в финансовую яму. Я заботился о том, чтобы мы не потеряли дом, о том, чтобы на столе была еда. Тяжелые дни, но мы их пережили.
Жизнь обязательно наподдаст тебе по заднице. И, скорее всего, не физически. Ты должен справиться с этим — умно, эффективно и сохраняя достоинство. Именно это делает тебя мужчиной. В этом смысле я настоящий мачо. И, скорее всего, Элайджа тоже станет таким. Ведь он уже пять лет наблюдает за мной. Я планирую рассказать ему об этих мыслях когда-нибудь потом. Не сейчас. Сейчас, когда я заканчиваю этот текст, он вопит о шампуне, попавшем ему в глаза.
Наш комментарий: женщины влюбляются в высокоранговых мачо, но семью создают с низкоранговыми размазнями, ведь только размазня будет заботится о ней и ее детях, в том числе о детях того самого мачо.