0 Еще до эры цветных телевизоров и компьютеров был удивительный вид развлечения для детишек, я бы даже сказал – настоящее искусство. Рулончики киноплёнки в аккуратных коробочках, через специальный диапроектор отдельные кадры показывались на экране. Часто чудесные цветные картинки смотрела вся семья, с удовольствием читая коротенькие надписи. Такую картинку было опасно смотреть слишком долго – яркая лампа могла пережечь плёнку.
Диафильмы создавались буквально по всем сказкам и историям. Сейчас они сохранились только у коллекционеров. Вроде как не нужны, а так жаль мне этих чудесных семейных вечеров и посиделок с друзьями…
А ещё бы слайды. Их тоже проецировали на экран, только проектор был помощнее. Каждое лето мы гонялись по всей Москве в поисках немецкой слайдовой плёнки, так как на отечественной всё получалось неестественно фиолетовым. А потом, по осени, сдавали с замиранием сердца в фотоателье… А вдруг испортят? А вдруг не получилось?
Потом просматривали прямо у окошечка проявленные плёнки на свет, а уже дома нас ждало таинство нарезания кадров и засовывания их в специальные рамочки. В одни из вечеров собирались друзья и шёл долгий, интереснейший показ и рассказ о летних приключениях… Слайдоскоп берегли, а особенно уникальную лампочку, которую почти невозможно было достать. Да и стоимость лампы для проектора в те времена была совсем не слабая! Поэтому долго слайды не гоняли, давали чудесной машинке передохнуть.
Как много отнял у нас компьютер! Но ведь диафильмы и слайды тоже вытеснили замечательный вид искусства – туманные картины. Принцип как у слайдов, только стеклянные пластинки, вместо электрической лампочки – керосиновая, а изображение проецировалось в клубы пара. И становилось совершенно волшебным, воздушным, чего не увидишь ни на одном плоском экране. О туманных картинах уже никто и не знает, да и не узнали бы никогда, кабы писатель Владислав Крапивин не подарил бы нам замечательный сюжет из старого времени…
«На сей раз, однако, Платон Филиппович привез один подарок для всех детей. В большой гостиной, где стоячие часы и фортепьяно, возвышался на круглом столе ящик красного дерева с глазастым выпуклым стеклом. Сверху ящика была крышка с костяным шариком, сбоку – медное колесо размером с блюдце.
– Туманные картины… – таинственным шепотом сказала Грише Оленька.
…А устройством пара занималась тетичка Полина. А уж она-то, если за что берется, все делает в лучшем виде. На перламутровом столике (на том, с которого Гриша когда-то сшиб лампу) она расставила длинные ванночки с горелками под ними, зажгла фитильки. В ванночках зафырчало, стал частыми струйками подниматься прозрачный парок. Скоро он сделался гуще, слился в одно облако, заколыхался, будто вздернутая ветром скатерть.
Аглая вполголоса рассказала Грише, что папенька купил эту хитрую вещь в Ирбите, где в нынешние дни шумела-кипела известная на всю нашу Империю ярмарка. Туда привозили товары не только из российских губерний, но бывало даже, что из иных стран. Аппарат был немецкой фирмы и назывался мудреным словом „Рау-хен-бильд-верк“ или что-то вроде того (девчонки рядом уважительно хихикнули) и что к нему прилагаются три дюжины стеклянных картинок, из которых и получаются в тумане большие картины. Почти как натуральные виды…
…Перед вогнутым зеркалом размером с тарелку горел в ящике яркий огонек медной лампочки. Свет как бы протыкал стеклянную картинку в жестяной рамке впереди. Остальные рамки ждали своих картинок и были похожи все вместе на страницы широко распахнутой книжки. Гриша, сопя от волнения и слегка обжигаясь о лампочку, стал вставлять стеклышки, которые подавал дядичка. Рамки сами поворачивались под пальцы, потому что дядичка тихонько вертел колесо. Наконец вся вертушка из двенадцати рамок была заполнена. Платон Филиппович усилил огонек.
В светлых клубах, как в прозрачном облаке, встало видение города. С острыми крышами, тонкими узорчатыми башнями, флюгерами, колокольнями и мачтами кораблей, что прижимались к высоким каменным причалам. Реяли вымпела и флаги. Круглый дым висел пред стволом пушки, которая, кажется, только что выпалила в честь прибывшего судна… Все это было в неярких, но теплых полукрасках – оранжевая черепица, желтоватые фестоны парусов, бледное небо с волокнами облаков, серый камень…
…Дядичка Платон двинул ободок переднего стекла, и контуры города обрели удивительную четкость. Он стал будто настоящий. Вот сделай пару шагов – и окажешься там, у горбатого моста через канал, под вывеской лавки, на которой нарисован корабль с круглыми, как пузыри, парусами…»
